— Наденька, так ты меня любишь? — спросил я, трепеща от нахлынувших нежных чувств.
— Люблю, конечно, люблю, милый! — ответила Надя.

Я вскочил и принялся бешено танцевать нечто среднее между «Яблочком» и «Танцем с саблями». Потом от прилива невероятного счастья я подпрыгнул до потолка, ухватился за люстру и стал раскачиваться на ней, как на канате. Крюк, на котором висела люстра, не выдержал, и я вместе с кучей стекляшек рухнул на пол.
— Ой! — воскликнула Надя. — Бабушкина люстра!

Но я уже не слышал её. Я выскочил, счастливый и разгорячённый, на лестничную клетку и с разбегу налетел на уборщицу с ведром в руках. Вода разлилась по полу, а уборщица чуть не скатилась с лестницы. «Ты что, ослеп?» — крикнула она, но я пронёсся мимо неё, как на крыльях. Грубая женщина. Подумаешь, лужа! Знала бы она, что меня любит Наденька!

Во дворе мальчишки строили замок из песка. Переполненный радостью, я вскочил прямо на крышу дворца, превратив его снова в груду песка. «Дяденька, дяденька, что вы делаете?» — зачирикали мальчишки. Я даже не повернул головы. Глупые дети, что значит их замок на песке по сравнению с любовью моей Наденьки!
Любит! Любит! Я летел вперед, как стрела. На автобусной остановке мне под ноги подвернулась большая хозяйственная сумка, наполненная овощами. Я с ходу пнул ее ногой, и по асфальту весело заскакали зеленые огурцы, желтые яблоки и красные помидоры. «Бандит!» — раздалось мне вслед. Но я не удостоил хозяйку сумки даже взглядом. Все мои мысли были о Наденьке и о её любви.

Задыхаясь от восторга, я стремительно летел в сторону берёзовой рощи. Под желтеющими осенними деревьями на длинной скамейке сидели несколько пенсионеров. Я пробежался по их ногам, как по клавиатуре рояля. Та-та-та-та-та-тинь-тинь-тинь! «Держи хулигана!».

Скучный народ эти пенсионеры. Знали бы они, как меня любит Наденька!
Я влетел в рощу и, хмелея от бега и восторга, распластался на душистой траве. Ах, какое это счастье — любить и быть любимым! Какое счастье!

Я ещё лежал на земле во власти обуревавших меня чувств, как вдруг слева послышались быстро приближавшиеся шлёпающие шаги. И не успел я опомниться, как на мою голову наступил тяжёлый ботинок и вдавил её глубоко в мокрый мох. В рот хлынула подпочвенная ледяная вода, и в то же мгновение зазвенело в ушах. Я взревел от боли и вскочил на ноги, готовый схватить негодяя за шиворот, — не смотрит, куда несётся! — но так и застыл на месте при виде высокого молодого человека, который напролом скакал через березняк, время от времени воздевая руки к небу и радостно оглашая окрестности победным криком:
— Любит! Любит! Любит!